— Я всегда говорил, что идея с Лабиринтом — хуйня полнейшая.
Есть давно набившая всем оскомину фраза: «Утро начинается не с кофе», однако, как показывает практика, автор сего крылатого выражения был чертовски прав в своё время, и дух его незримый витает над головами смертных до сих пор.
Особенно актуально это становилось в четыре утра, когда звонит телефон и механический голос одной из руководительниц ПОРОКа приносит поистине благую весть: «Системная ошибка, решайте проблему с подопытными».
— Заебала ты меня уже, тупая пизда.
Очень жаль, что Ривен не проверил, прервал ли вызов, прежде чем высказываться столь… радикально, но зато злость боле не терзала его душу. Да и вообще, далеко не он один считал так — просто имел честь, похоже, первым выговориться и вздохнуть спокойно.

— У тебя же выходной? — деликатно уточнила появившаяся на кухне заспанная Дейви, чей сон прервали, очевидно, злобные тихие ругательства и прочие шумы. Марк не хотел будить племянницу, но, к сожалению, просчитался с децибелами.
— Как видишь, уже нет, — с трудом сдерживая ярость, отозвался до удивительного спокойно он, ни за что не сорвавшийся бы на девочку из-за идиотских ошибок ПОРОКа, — прости, не думал, что ты меня услышишь.
Дейви только неопределённо пожала плечами и, зевнув, заняла свой законный стул, как бы намекая, что теперь тоже хочет кофе, чай или «что ты там собрался пить», раз уж возникли такие обстоятельства. Она не стала спрашивать, просто смирившись однажды с простым фактом: Марк не в силах «забить» на работу, которую ненавидит, но в чём никогда не признается.
А он был молча благодарен за понимание.
В тишине повисло немое «дела», коим Марк ограничивался по своему обыкновению. Сейчас он даже не знал, зачем срывается посреди ночи и устремляется бежать по первой указке ПОРОКа, но, исходя из того, кем было отправлено соответствующее сообщение, он мог судить, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Точно ясно одно: что бы там ни произошло с подопытными, он не встретит Элизабет, об этом позаботятся. Да и не станет нарочно искать встречи с дочерью: видеть её, понимать, что будет не более, чем монстром в её глазах, неким безразличным и серым чужаком, и знать, что неведома ей их ближайшая связь, невыносимо и в мысленной картине единственно возможного исхода.
— Не припомню дня хуже, — глубокомысленно изрёк Марк, отпив свежезаваренный кофе. Дни смерти Сары и Гвейвзаа, а также день, когда была возложена на алтарь надежды на лекарство от Вспышки его Элизабет, он точно бы забыл, заперев в самый дальний, непролазный угол памяти, истово желая научиться жить без них, но не переставая носить обручальное кольцо, постоянно напоминавшее его ужасный промах всей жизни.
Промах, перечеркнувший эту самую жизнь и сделавший дальнейшее существование абсолютно бесцельным. Если бы не Дейви, он бы точно наложил на себя руки.
Более того, не только лишь гибель небольшой семьи Ривенов он причислял к болезненным воспоминаниям: в жизни он лишился достаточно… и Дейви — тоже. Они остались друг у друга одни. Марк хотел спасти девочку, видя, как страшен мир вокруг и как она к нему не готова, как боится, в первую очередь, саму себя. Собственно, вот почему он не мог уйти из ПОРОКа: страшился потерять стабильность, столь необходимую его племяннице. «Как будто нормальная жизнь, которой у неё никогда не было», — позволял себе мечтать Марк, душа осознание того, что всё это — не более чем второсортный суррогат и отвратительная пародия.
Будь он один, уже давно бы сбежал, но бросить на произвол судьбы, равно как и увлечь Дейви за собой, раз за разом оказывался не в силах. Она не выживет в местах, куда он бы направился, мечтая об одном — забыть, оставить позади.
«А ведь у матери когда-то получилось».

Спустя полтора часа спешных сборов Марк уже был готов уходить.
— Чтобы к моменту моего возвращения цитировала мне в оригинале, — взгляд упал на книгу, почему-то очутившуюся на неположенном месте, — «Божественную комедию», — La Divina Commedia, Inferno, canto quinta.
Amor condusse noi ad una morte:
Caina attende chi a vita ci spense.
Queste parole da lor ci fuor porte.

…И ранее у доктора Ривена имелись веские причины полагать, что ПОРОК его ненавидит, но чтобы настолько? Он едва удержался от того, чтобы помотать головой, намереваясь столь бесхитростным образом отогнать наваждение, но рациональная часть его сознания яро воспротивилась и твердила категорично: «Не сегодня».
Нет, он далеко не удивился, узнав, что ещё только предстоит установить причину временных технических неполадок в эксперименте, но вот предоставленный… материал не мог не вызывать нервный тик, ибо этим самым материалом оказался не кто иной, как Минхо. Очень противоречивый ребёнок: среди научной элиты ПОРОКа многие воображают его идеальным кандидатом для исследований («Ещё бы, я же выбирал»), но при этом, когда доктор Ривен спрашивал, не желает ли кто обменяться подопытными, слышал сплошные отказы.
А всё почему?
Потому что им однозначно предстоит беседовать со своими временными протеже, а среди наблюдателей жива уверенность: Минхо не совсем тот, с кем можно вести конструктивный диалог.
В целом, у Дейви есть теперь предостаточно времени, чтобы выучить La Divina Commedia от корки и до корки.
С минуту Ривен молча глядит на связанного подростка. Он без сознания: сопротивляться и ехидничать не к месту точно не станет, так что пока можно преспокойно провести некоторые первичные исследования — в частности, его волновала прежде всего электроэнцефалограмма.
Зафиксировав на всякий случай подопытного, как препарат для микроскопии, Ривен невольно и надолго задумался, как с ребёнком после взаимодействовать и избежать по возможности ущерба для себя.

Отредактировано Mark Riven (2015-12-19 21:32:04)